05.05.2015
Холод
новелла
Для В.
Холод преследует меня всю жизнь. Он следует за мной по пятам, куда бы я ни отправился. Я сам стал частью холода, он врос в меня, пустив свои корни по моему телу. И сейчас я снова в нем. Иду ранним утром по пустой улице, освещенной редкими фонарями. Еще темно. На улице очень мало людей и машин. Город в столь ранний час совершенно иной. Он находится в другом измерении, здесь действуют иные физические законы, здесь странные дома и особые люди. Лишь когда всходит солнце этот мир постепенно растворяется, а на его фоне проступает более привычный мир, более прозрачный и легкий. А сейчас мир плотный, болезненно острый, туманный.
Дороги присыпало снегом. Мелким снегом, как песок. Это и не снег вовсе. Это какое-то издевательство, оскорбление. Холодный ветер поднимает мелкий острый снег с тротуара и кидает в лицо. Я даже не защищаюсь. Эта реальность ненадежная. Обманчивая. Она может развалиться в любой момент. Я все еще не спал. Мои движения полуавтоматические. Ноги идут по какой-то программе. Даже мои мысли как-то живут сами по себе. И они вязкие и липкие как клейстер. Жесткий холод лишает чувств. Моя ветровка и тонкие штаны совсем для него не предназначены. Я не чувствую своих ног. Лишь вижу, как они передвигаются. Не чувствую своих рук. Уже не чувствую голода. Вместо него зияет пустота. И даже ощущение холода начинает притупляться.
На автобусной остановке стоит старик. Он приковал мой взгляд. Уж слишком нереалистично выглядит. Он сухой и скрюченный как старая коряга. Кожа столь морщиниста, что, кажется, она с него облазит. Его морщины на лице и руках напоминают глубокие трещины. Одежда такая серая и невзрачная, что практически сливала его с серым утром. Он практически не двигается. Стоит как статуя, сгорбившись, и смотрит застывшим взглядом в одну точку. Холод совсем не трогает его? Или он замер, чтоб спрятаться от холода? Он пугает как смерть. Я сам стою и смотрю на него. Только я качаюсь на ветру как тонкий тростник, с трудом удерживаясь на одном месте. А старик меня даже не замечает. Он и не знает о моем присутствии. Может, его здесь нет, и это мое воспаленное сознание? Или это меня здесь нет? И поэтому он меня не замечает.
Подошел троллейбус. Он шумом вторгся в это пространство до боли в ушах. Старик двинулся к двери. Как только он поставил свою ногу на ступеньку из другой двери вышла девушка. Легким прыжком перепрыгнула бордюр, поправила подол пальто, взглянула мгновением на меня и пошла по тротуару. Но этого мгновения хватило чтоб привести меня в замешательство. Девушка составляла такой контраст со стариком, что это вышибло мое сознание из желеобразной субстанции, и я на какое-то время приобрел ясность в голове. Она не вписывалась в этот темный сумеречный мир. Ее лицо как будто несло свет в этом мир из какого-то более светлого и яркого. С короткой аккуратной стрижкой, ярким бежевым пальто и ясными глазами она ворвалась в серость, и даже меня на секунды вытолкнула из нее, и тут же ушла. Нет, я не мог так просто ее упустить. Мои ноги сами направились вслед за ней, разметая снежный песок.

Я стал слышать свои мысли. Я стал понимать, о чем я думаю. Все как-то прояснилось. Я шел за бежевым пальто. В моих ногах появилось тепло. Ее легкая походка слишком быстра для моего истощенного тела. Но я стараюсь не отставать. Я уже не замечаю острых игл снега. У моего движения появилась цель.
А куда я шел до этого? Я не могу вспомнить. Я же для чего-то вышел на улицу в этот ужасный холод. Я куда-то шел до того как увидел ее. Но я не помню ничего. Мое зрение сузилось. Стало туннельным, как под галлюциногенном. Теперь я вижу только ее впереди и иду за ней, совершенно не понимая, что происходит вокруг.
Девушка со светлым лицом зашла в здание со стеклянными дверьми. Я стараюсь нагнать ее, но, когда подхожу ко входу, замечаю охранника, стоящего у дверей, что заставляет меня в испуге отпрянуть. Он подозрительно на меня смотрит. Я замечаю, что на улице светло. Когда встало солнце? Я долго стою возле входа? Или я долго шел за ней? Вдалеке видна остановка. Нет, мы прошли совсем немного. Так когда стало светло? Может, всегда было светло и мне казалось, что темно? Или я долго стою у входа, просто не помню об этом?
Я перехожу на другую сторону дороги, подальше от пугающего охранника, чтоб наблюдать за входом в здание. Я дождусь, пока она выйдет. Рядом оказывается киоск с выпечкой, запах которой вызывает крайне болезненные спазмы в животе. Я хватаюсь за живот и приседаю на корточки. Сознание снова начинает тускнеть, накатывает дрема. Нет, нельзя. Надо придти в себя. Иначе я упущу ее. Я встаю и опираюсь спиной о стену здания. Скукожился, спрятал руки в подмышки, но от этого почему-то не становится теплее. Без движения мое тело еще сильнее колотит от холода.
Кто это? Передо мной стоит парень и протягивает булку в салфетке. Почему я не видел, как он появился передо мной? Я же не закрывал глаза. Почему он мне ее дает? Я разве похож на бездомного? За кого он меня принимает? Он хочет меня оскорбить?
Он не уходит. Продолжает стоять, протягивая мне булку. Я хватаю ее и ухожу, и сразу же начинаю ее жадно поглощать. Стоп. Мне нельзя уходить. Иначе я пропущу как она выйдет из здания. Я разворачиваюсь и возвращаюсь на тоже место. Парня уже нет. По улицам ходит много людей. Откуда они взялись? Сколько сейчас времени? У меня нет особо сил у кого-то что-то спрашивать. Но булка, как только попала вовнутрь, сразу разлилась легким теплом и дала ясность. А не могла ли она уже уйти? Может, я ее уже упустил? Нет, надо продолжать стоять дальше.

В голове снова наступила кристальная ясность. Оказывается, я стою недалеко от столба с часами, которые я ранее не замечал. Они показывают половину седьмого. Вечера? На улице темно. А было ли светло? Я простоял здесь весь день? Я вынимаю из куртки скрюченные пальцы. Они мне кажутся какими-то чужими, или искусственными. Из дерева. Как-будто у меня протез. Я не чувствую их. Меня охватывает паника, не отморозил ли я себе руки. Но потом мое внимание затягивают те ощущения, которые сочатся из моей руки. У нее есть ледяное сердце, которое пульсирует, с каждым ударом пуская волны боли, которые расходятся по всему телу. У этого сердца есть своя воля, и оно не хочет, чтобы я вмешивался в его жизнь, привнося свои импульсы в эту руку. Я же все равно пытаюсь слегка пошевелить своими пальцами, за что получаю в ответ сильнейший болевой импульс от ледяного сердца, который прокатывается по всему телу и взрывается внутри правого уха, заставляя меня вскрикнуть от боли. Это выталкивает меня обратно на улицу.
Мне в очередной раз кажется, что теперь у меня ясный разум. Я понимаю, что ледяного сердца нет, что я на улице, и у меня отмерзают руки. А также, что наверняка я уже упустил девушку в бежевом пальто, а даже если и нет, то все равно упущу, пока я выпадаю из этой реальности. Я переношу вес своего тела со стены на ноги, и очередная волна боли пронзает все естество. Спина кажется железной, с вмятинами от шубы фасадной стены, из которых сочится боль. А в ногах боль в виде натянутых струн, разрезающих плоть. Я заново учусь ходить, превозмогая боль. С каждым шагом боль становится меньше, и мои мысли возвращаются к девушке в бежевом пальто.
Почему она так меня взволновала? Я ведь видел ее всего мгновенье. Мне хочется в этом разобраться. Но в ней, может, ничего и нет необычного, скорее это игры моего больного восприятия. Но я все равно жажду снова ее увидеть. И увидеть в более ясном уме.
Сегодня я лягу спать. Мне страшно. Я не спал много дней. Я не помню, сколько. Дней десять. Мне стало казаться, что мне теперь вообще нельзя спать, иначе тьма моего разума меня поглотит, и я больше не проснусь. Но кофе больше не действует. От утренней кислятины из 10 ложек растворимого кофе у меня забилось сердце в сумасшедшем ритме и с огромной силой, сотрясая все тело. Оно билось так, что, ударь оно разок хоть чуточку сильнее, и мои ребра бы треснули и грудная клетка разорвалась, выпуская из себя взбешенное сердце. Но вот бодрости во мне совсем не прибавилось. Поэтому я сегодня лягу спать. Уж лучше я добровольно пойду на это, чем если тьма застанет меня где-нибудь на морозной улице. И не хочу умирать на холодном асфальте. Достаточно того, что холод преследует меня всю жизнь. Я не хочу, чтоб он был со мной и при моей смерти.
Я уже около своего дома. Я не помню, как дошел досюда. Сегодня больше провалов, нежели понимания, где я. Я берусь за ручку двери и замираю в каком-то трепете. Как будто за этой дверью кроется что-то неизведанное. Но нет, я же в здравом уме. Почему мне приходится себе об этом говорить? Я дергаю дверь и захожу в дом. На лестнице темно, и пространство забито запахом сырости. Я поднимаюсь по лестнице и вижу дыру в окне без стекла, которая пугает меня своей чернотой и в то же время засасывает в себя. Нет, я не отдамся здесь. Я иду дальше, навстречу окну, а после — выше, от окна, сопротивляясь его засасывающей силе. А ведь куда проще отдаться этой силе, но какое-то ослиное упрямство заставляет меня сопротивляться и ползти к своей комнате.
Мне страшно. Кровать кажется могилой. Лечь в нее — это все равно что позволить, чтоб тебя закопали заживо. Я стою перед ней в страхе, не решаясь ни лечь, ни уйти. Но потом закрываю глаза. Я впервые за несколько дней разрешил себе закрыть глаза. Не на пару секунд, как обычно, а просто закрыть. После этого я ступаю на кровать, ложусь, сворачиваюсь калачиком, и тьма проглатывает меня. Я кружусь в черной пустоте с бешеной скоростью. От этой скорости гул как от двигателя самолета. Меня закручивает в черную дыру. И я полностью отдаю себя ей.

В моей голове забрезжил маленький огонек сознания, как маленькая свечка в большой темной комнате, которая даже ничего не может осветить. Я понимаю что я возвращаюсь из тьмы, что я просыпаюсь и что я жив. Я не хочу открывать глаза. И вообще не хочется двигаться. Постепенно начинают возвращаться чувства. Моя голова тяжелая как свинцовый шар. Тело скованно, как будто заморожено. В животе ощущение такое, будто мои внутренности выжимают как белье. Не знаю, сколько времени я лежу в таком состоянии, прежде чем предпринимаю попытки открыть глаза. Сколько времени меня не было? В комнате светло. На кровати снова лежат куски побелки. Почему этот потолок не может осыпаться разом, не мучить меня вечно?
Проходит довольно много времени, прежде чем я все-таки смог сесть на кровать, а после и встать. Я подхожу к окну и вижу на улице снег. Настоящий. Сугробами. И на улице ясно. И солнце отражается от снежных сугробов, создавая праздничные блестки. Столько снега нападало, пока я спал? Мои настенные часы давно стоят. Телефон включал последний раз месяц назад. Я от него и зарядку-то не найду сейчас. Какой-то сумасшедший контраст между разрухой в моей комнате и праздником на улице.
Спазмы в животе, кажется, стали сильнее. Я на автомате заглядываю в холодильник. Но зачем? Он вообще отключен, и там давно ничего не было. В горле ощущение такое, что я наелся пыли, которая иссушила меня изнутри. Включаю воду и начинаю жадно пить. Но меня останавливают спазмы в животе, и рвотные рефлексы выталкивают воду обратно. Да, нельзя сразу выпить много воды после нескольких суток обезвоживания. Ноги с трудом держат. Нахожу бутылку, чтоб можно было набрать воду и взять ее в кровать, чтоб потихоньку пить. По пути вижу себя в зеркало.
Передо мной стоит какое-то незнакомое существо. Я совершенно себя не узнаю. Когда я в последний раз видел себя в зеркало? Не помню. Я откидываю бутылку с водой в строну кровати, стягиваю куртку, в которой я так и спал, и рубашку, и вглядываюсь в это малознакомое тело. Это даже как-то смешно. Смешно само это ощущение — видеть себя в зеркало и не узнавать. Сбрасываю оставшуюся одежду, оказываясь совершенно голым перед зеркалом. И мой внешний вид вызывает во мне приступ хохота. Да хотя бы ради этого одного момента стоило пережить все, что я пережил. Я как бы заново привыкаю к себе, как привыкают к новому незнакомому человеку. Я как будто стер прежнего себя. Обнулился. Теперь я вижу перед собой чистую заготовку, из которой можно сделать все что угодно. Это существо, которое я вижу в зеркале, кажется таким хрупким и податливым, что ему можно придать любую форму. И всего-то пара недель без пищи и сна.
В один момент тело, вспомнив, что оно голодно и истощено, рухнуло на пол. Это было крайне неожиданно. Я вернулся к реальности. Сейчас бы прийти в себя, а потом уже думать о том, что можно сделать с этим обнулившимся собой.
Я вспоминаю, что у меня оставалось несколько кусочков сахара. С трудом встав, добравшись до столика, который был весь в пятнах и в рассыпанном кофе, схватил сахар и побрел в сторону кровати. Это недолгое путешествие совсем меня измотало. Я положил один кусочек сахара в рот и на этот раз залез под одеяло.

Проснувшись от каких-то громких звуков, не сразу понял их природу. Кто-то барабанил в мою дверь. Сев на кровати, я продолжал слушать барабанный бой, не в силах подняться. Но грохот не прекращался. Собрав все силы и поплотней закутавшись в одеяло, сделал рывок в сторону двери, успев за эти несколько шагов пару раз чуть было не упасть. Облокотившись о стену, повернул замок и дернул за ручку.
— Соседушка, ты когда окно-то починишь. Уж третий день как дует.
Это большое лицо, не помещавшееся в просвет приоткрытой двери… Кто это? Ах да, это моя соседка. У нее во рту незажженная сигарета. Видимо, она забыла о ее существовании. С трудом пытаясь понять, что она спрашивает, выдавливаю из себя:
— Завтра. Сегодня не получится, — голос оказывается хриплым и чужим.
— Очень буду ждать. А то третий день уже. На площадку не выйдешь. И в комнату холод проникает.
И действительно, мои ступни начинает окутывать холод, будто прокрадываясь в комнату. Лицо соседки исчезло, и я зачем-то машинально крикнул вслед, если, конечно, мой хриплый голос вообще можно было назвать криком:
— Извините, а у вас не найдется риса?
— О, вы решили взяться за голову? Сейчас-сейчас, принесу.
И уже через минуту, в течение которой я так и не отошел от двери и даже не прикрыл ее, у меня в руках была чашка с рисом. Дойдя до столика и поставив на него чашку, осел на пол. Слабость обвивает мое тело змеиной хваткой. У меня не было такой слабости до сна. Сухость внутри меня. В детстве я нашел прекрасную большую зеленую гусеницу и посадил ее в коробку. Забыв о ней, открыл коробку, когда гусеница уже засохла и превратилась в сморщенный хрупкий комок, вызывающий брезгливость, из-за чего я поспешил от нее избавиться. Сейчас я чувствую себя как та гусеница. Надо выпить воды.
Так, стоп. Она сказала 3 дня? Да, она дважды повторила 3 дня. Совершенно запутался во времени. За окном светло.
Такие обыденные действия, как питье воды, сейчас невероятно сложны. Надо снова сесть и отдохнуть. Сон забрал мои последние силы.
Зачем я попросил рис? Зачем я вчера съел булку? Или это было не вчера? Я хочу начать есть? Пора начать есть? Нет, прошло слишком мало времени. Я еще ничего не понял. Мне нужно продолжать.
Ах, вот оно что… Передо мной возник образ девушки в бежевом пальто. Я уж и забыл о ней. Но в ней есть что-то необычное. Мне нужно выяснить, что это. Да, для этого я решил начать есть.
Варка риса была сложнее той могилы, которую я копал прошлым летом. И после одной могилы сразу же уволился. Это оказалось невыносимо изматывающим.
В основном лежа на полу, с трудом вставая за новым глотком воды и проверкой готовности риса, пытался припомнить события последних недель. Все очень смутно. Образы четкие, но короткие, несвязные, быстро мелькающие. Кислый вкус кофе, долгое сидение на подоконнике, стекло, холод, душ, кровать… И все это время я пытался понять, разобраться. Это все было ради того, чтоб понять. Но я все перечеркнул. Все стало каким-то менее важным, отошло на задний план, тогда как на переднем была она.
Заново учусь есть. Это очень странно.

Я проснулся на полу с затекшей правой рукой. Звучит обыденно, но по ощущениям крайне пугающе. Рука висела как плеть. Я не мог двинуть даже пальцем и совершенно ее не чувствовал. На какое-то время мне показалось, что я ее потерял. Взяв ее левой рукой, потряс, убедившись, что она совершенно чужеродна, и просто равнодушно бросил ее. Но через несколько минут ощущения вернулись, и я понял, насколько были абсурдны мои действия.
Темно. Я нашел в ящике маленький старый пластиковый будильник. Вставил в него батарейку и поставил у входа. Соскреб со стенок остатки риса, запил водой и оделся.
Я решил пойти на остановку, чтоб встретить девушку в бежевом. Ведь мне больше нечего делать, после того как я перечеркнул все свои труды.
Перед выходом взглянул в зеркало. Да, выгляжу я малость непрезентабельно. Что же делать? Не возвращаться же к родителям. Отец и так считает меня ненормальным, а теперь, если я приду к нему, то подтвержу, что мои взгляды — пыль, а мои идеи провальные. Он же не понимает, что если раз не получилось, это не означает ничтожность самой попытки. Они, конечно, с радостью меня примут, но как я буду себя чувствовать, вернувшись в их комфорт и удобство? Нет, надо что-то другое придумать. Может, попросить денег у мамы, чтоб не знал отец? Наверное, это лучший вариант.
Кладу будильник в карман куртки и выхожу из комнаты. Лестничная площадка кажется какой-то маленькой и заброшенной. А еще какой-то забытой и ностальгической, как будто я был на ней последний раз несколько лет назад.
Выхожу на улицу. Заметно потеплело с моего последнего выхода, но есть легкий мороз, от которого все равно нужно прятаться, стараясь максимально сжаться.
Дохожу до остановки и понимаю, что совершенно не представляю, сколько сейчас времени. Возможно, сейчас 2 часа ночи, и мне стоять на улице до самого утра. Улица пуста. Фонарные столбы стоят вдоль дороги как солдаты на карауле, прямо, гордо, стараясь не показывать, как им тяжело и холодно.
Решаюсь пройти до здания со стеклянными дверями, посмотреть время на уличных часах.
Время 7:15. Достаю будильник и устанавливаю на нем правильное время. После возвращаюсь на остановку.
Время тянется очень медленно. Наверное, из-за холода. Холод все замедляет. Стою на остановке больше двух часов. На будильник сморю чуть ли не каждые две минуты. И, наконец, я обратил внимание на малое для этого времени количество людей в проезжающем транспорте и понял, что не знаю, какой сейчас день недели. Спросив у первого попавшегося человека, узнал, что сегодня воскресенье, и еще получил удивленный взгляд, приправленный брезгливостью. Я так отвратительно выгляжу?
Сегодня мне здесь делать нечего. Надо раздобыть деньги и починить окно.

Прошла неделя. У меня в голове засела навязчивая идея — увидеть девушку в бежевом пальто. Но я за неделю всего дважды выбирался утром на остановку и сидел на ней с 7 до 10 часов, так как не знаю, в какое время увидел ее впервые. Но она так и не появилась. Может быть, она больше никогда здесь не появится…
Много сплю, много ем. Всего дважды услышал будильник и отправился на остановку, а в остальные дни не просыпался. Мой опыт все дальше и дальше от меня отдаляется. Он мне начинает казаться сном. Но нет, это было не зря. Я не упущу того, что он мне дал. Он останется со мной. И нет, он не провалился. Он не завершился, как я хотел, но он и не провалился. И я продолжу его. Обязательно.
Я все-таки взял у мамы денег. Починил окно, купил новую одежду. Я постоянно стараюсь отвлечься от девушки в пальто, убираюсь в комнате, гуляю, читаю. Нет, я не бегу. И нет, я не отказываюсь от своих идей. Но моя голова сейчас занята другим. Хотя я и стал думать о ней меньше.
Что есть наше сознание? Насколько ему можно доверять? Насколько можно доверять тому, что мы видим, слышим, чувствуем? Насколько мы можем доверять нашим мыслям? Ведь незначительный голод и отсутствие сна могут кардинально изменить восприятие. Но почему мы называем это галлюцинациями? А может наши чувства в обыденном состоянии лгут? Почему мы их считаем истинными?
Я в какой-то степени считаю себя предателем. Предавшим самого себя. Я отказался от своей главной цели, в которую я столько вложил, ради какого-то наваждения. Достойно ли это того? Или это просто проявление моей слабости? Опять эти мысли.
Сегодня понедельник. Я лежу в постели, отгоняю мысли, жду, пока зазвонит будильник.
Звонит. Одеваюсь, выпиваю стакан воды и выхожу на улицу. Стало заметно теплее. Возможно, через неделю-другую начнет наступать весна. Но пока еще присутствует легкий морозец, и блестит снег в свете фонарных столбов.
Остановка пуста. Время 6:55. Сажусь, готовлюсь к долгому сидению. Стараюсь ни о чем не думать, не смотреть на часы, а просто сидеть и наблюдать.
Не знаю, сколько прошло времени, но вдруг передо мной возник автобус. Я не заметил, как он подошел, на что-то отвлекся. А в окне дверей автобуса та самая девушка. Двери открылись, она так же легко выпрыгнула, посмотрела на меня, улыбнулась, и пошла дальше. Это все заняло несколько секунд. А я стоял завороженный, не двигаясь с места. Нет, от нее не исходило никакого сияния, божественного света или чего-то такого. Это была обычная девушка, с очень милым лицом и располагающей улыбкой.
Когда я опомнился, она уже была метрах в тридцати. Я пошел за ней, но боялся подойти к ней. Что ей сказать? Совсем об этом не подумал? Что же мне сделать? Так я прошел за ней до самого здания со стеклянными дверьми и проводил ее взглядом.
Я снова ее встречу. Я подготовлюсь к встрече.

Прошло 2 недели. Я смотрю в зеркало и не узнаю себя. Я стал похож на какого-то обыденного человека. Прилично одетого, хорошо выглядящего. Куда делся тот я, у которого не было времени заниматься своей внешностью, который был погружен весь целиком в совсем другие материи? Что стало с моими идеалами и стремлениями?
Все эти 2 недели, каждое утро я выходил на остановку, как на работу, и с 7 до 10 часов сидел на скамейке. Но ее не было. Пассажиры, выходящие на остановке, стали меня узнавать и странно посматривать. А несколько мужиков пытались заговорить, но я проигнорировал эти попытки.
Несмотря на то что мои усилия были тщетны, я не впадал в отчаяние, а, напротив, с каждым днем становился все более непоколебимым в своих действиях. Не читал, не слушал музыку, просто сидел и наблюдал, ждал. Даже почти не думал. Этот каждодневный ритуал простраивал мой дух. Или же это защитная реакция моей психики, и, чтоб не впадать в отчаяние, я концентрировался на своей цели? Так или иначе, но с каждым днем я как будто рос и становился сильнее, вместе с тем росла уверенность в правильности моих действий. Еще никогда не ощущал себя таким образом. Хотя, может это и не в ритуале дело, а в обнулении благодаря моему опыту.
Оставшееся время тратил на чтение, еду, прогулки, размышления, уборку в комнате, физические упражнения и другие дела. Старался полностью заполнить свое время, чтоб не оставалось времени на то, чтоб думать о ней.
Тем не менее, уже раз 50 подробно прокрутил в голове сцену, как я буду действовать, что буду говорить, как менять разговор в зависимости от ее ответов. Видел каждый шаг, каждый жест, слышал каждое слово. И не было никаких сомнений в том, что может быть как-то иначе.
Я уже не думал о том, почему девушка в бежевом пальто так запала в мои мысли, чем она так примечательна, зачем я вообще ищу встречи с ней. Теперь я просто решил, что должен с ней встретиться, во что бы то ни стало. Возможно, это и есть цель, за которой ничего не стоит. А может, она уже выполнила свою миссию, выведя своим появлением меня на новый путь. Я стал воплощать в себе черты самурая и дзенского монаха.
На 15-й день после последней встречи с ней, иду по асфальту, покрытому тонким слоем льда, в котором отражается свет фонарей. Зима отступает, днем снег тает, но ночью лужи замерзают снова. Тонкие льдинки выглядят как осколки острого стекла, готового изранить твою руку множеством порезов, лишь только попробуешь взять их в руки. Но, наступая на лед, понимаешь, что его угрожающий вид на деле ничего не стоит, и он трескается и хрустит под ногами, оказываясь совершенно беззащитным.
Остановка, ставшая уже родной. Фонарь приветствует меня дребезжащим светом. Сегодня мне не хочется садиться, стою, наблюдая за всеми выходящими из приезжающих автобусов.
На остановку пришел старик, тот самый, которого я видел в то холодное утро, когда я впервые увидел девушку в бежевом. Он встал недалеко от меня и стал пристально рассматривать мое лицо. Я улыбнулся ему, и моя улыбка отразилась короткой вспышкой блеска в его туманных глазах. Пришел его троллейбус. Но я не увидел как он в него вошел, как и в прошлый раз, потому что перед моим взором оказалась она. Выйдя из троллейбуса она оказалась прямо предо мной. Я, не упуская шанса, даже не успев до конца опомнится, говорю ей:
— Здравствуйте.
— Доброе утро.